Год 6579

Окрестности города Маникерт, восточная граница Империи ромеев.

В императорском шатре было тихо. Склонившиеся над расстеленной на столе картой, ромейские военночальники ждали императорского слова. Наконец государь поднялся со своего места, и приблизился к ним.

—Завтра мы сразимся с сарацинами,— сказал государь, указывая на поле, на окраине которого был разбит лагерь. — После того, как вчера они разграбили наш обоз, у нас более нет выбора. Позором было бы бежать сейчас в третий раз, закончив поход ничем.

—Государь, если вы дозволите мне говорить, — выступил вперёд немолодой уже Андроник Доукас, тумарх командующий арьергардом имперской армии. — Я полагаю, что нам лучше отступить. Хоть мы превосходим врага числом, однако у врага  куда больше махитеонов[1], однако люди измучены долгим походом, а для бронеходов не достаёт запчастей. Ваша царственность, я полагаю, нам стоит отступить через горы, оставив в городе достаточно сильный отряд для прикрытия.

Многие присутствовавшие в шатре дуки и старшие стратиги помрачнели, по рядам прошёлся ропот, однако никто не осмелился говорить прежде императора. Некоторые, опасливо посматривали на стоящего особняком командира наёмного отряда огидиев[2]-франков. Руссель Д’Байоль  за несколько недавно прошедших компаний успел заработать репутацию человека опасного, злопамятного и свирепого, а его воины в искусстве управления махитеонами могли сравниться с лучшими пилотами империи.

—И чей же отряд вы намерены оставить в Маникерте? — глаза императора сузились, — В нашем положении мы можем оставить не более тысячи человек с пятьюдесятью махитеонами. Согласно же докладам разведки, армия врага насчитывает почти тридцать тысяч воинов с тысячью бронеходов, а значит, эти люди будут оставлены на верную смерть.

—Ваша царственность, если дозволите, я могу указать вам людей, которые не только сумеют сдержать врага, но и выжить в этом бою. Я говорю об отряде франков, господина Русселя.

   Тут упомянутый франк приблизился к остальным военачальникам, лицо его было напряжено, а холодные серые глаза сузились до такой степени, что превратились в щели.

—Господин Доукас, — начал он, с плохо скрываемым раздражением в голосе, — ответьте, разве я и мои воины не служили императору, как своему сеньору верой и правдой? Разве не показали мы, что достойны его доверия? Так почему же вы оставляете нас на верную смерть, господин Доукас?

По шатру прокатился тихий говор, почти все были возмущены, не сколько самими словами франка, сколько тем, что он посмел высказываться прежде базилевса. Сразу раздалось несколько возгласов призывающих к порядку, наконец, император поднял руку, и присутствующие мгновенно смолкли.

—Как я уже сказал, у нас нет возможности отступить. Наши силы менее мобильны, нежели вражеские, кроме того, сарацины догонят нас, прежде чем мы дойдём до ближайшей ромейской крепости.— государь перевёл взгляд на карту, — Мы дадим бой здесь, с тыла нас защитят горы и крепость Маникерта, а с фланга, горы. Теперь же, обсудим наше построение, если, конечно, у почтенного Доукаса нет иных возражений.

—Нет, ваша царственность, — почтенный тумарх поклонился и, тихо прошуршав плащом, отступил к остальным.

 —Рад это слышать, — базилевс удовлетворённо кивнул и быстрыми движениями сделал несколько пометок на карте. — Тогда, выслушайте мой план завтрашней битвы.

***

Спустя несколько часов имперские архонты[3] начали расходиться по лагерю. Только шаги часовых и лязг шагающих автодоспехов. Неожиданно тишину нарушил скрежет открывающихся ангарных ворот, норманнские махитеоны один за одним медленно выходили выстраиваясь в походные порядки у восточных ворот. Руссель Д’Байоль спокойно наблюдал как его люди оставляют ряды ромейского воинства не встречая ни малейшего противодействия. Воистину! Любые двери откроет императорский указ.

 —Как и было задумано, ваши люди отправятся в Кесарию, — обратился к нему стоящий сзади Андроник Доукас. — Было весьма непросто убедить государя в необходимости засадного удара.

—Я надеюсь вы сдержите своё слово, — холодный взгляд норманна пронзал тумарха.

—Разумеется, господин Руссель, как только узурпатор падёт в бою, а истинный базилевс обуется в алое, вы станете дукой всего Армениака.

На несколько минут повисло молчание. Глаза Русселя были слегка прищурены, не то из-за темноты, не то из-за насмешки над его двуличным собеседником. Наконец он подозвал одного из своих пилотов, ещё не успевших выступить.

— Это, Теодор Эбербах, один из моих лучших людей, — рыжеволосый франк поклонился при упоминании своего имени. — Он останется при вас, чтобы я мог быть уверен,  что вы сдержите своё слово, господин Доукас.

—Как пожелаете, — Андроник кивнул, приказывая своему новому подчинённому отступить. — Я прибуду в Кесарию не позднее чем через два дня и выдвинусь с вами на Аморий.

—Слушаюсь, господин тумарх, — норманн поклонившись Андронику направился к своему махитеону застёгивая на ходу шлем, тихо говоря на ходу. — Сколь же дёшево слово ромея…

 

[1] Махитеон (Μαχιτηονος)— ромейское название бронеходов.

[2] Одигий (οδιγιος)— пилот махитеона имперской армии.

[3] Архонтами изредка называют офицеров имперской армии.

 

Автор — Тимофей Музафаров